Люди, больные раком: чем мы действительно можем им помочь?

Treya Killam Wilber

Пять лет назад мы с моим старым другом сидели у меня на кухне и пили чай. Он рассказал, что несколько месяцев назад у него обнаружили рак щитовидной железы. Я вспомнила свою мать, которая пятнадцать лет назад перенесла операцию по удалению рака кишечника и теперь прекрасно себя чувствовала. Затем я поделилась нашими с сестрой теориями, объясняющими причины маминой болезни. Их было несколько; самая, пожалуй, существенная гласила, что мама была слишком много женой своего мужа и слишком мало — самой собой.

Мы предполагали, что, если бы она не вышла замуж за скотовода, она могла бы стать вегетарианкой, избежав при этом потребления жиров, способствующих развитию рака кишечника. Наша излюбленная теория гласила, что рак мог появиться из-за известной нам неспособности мамы выражать свои эмоции. Возможно, нас зацепили слова Вуди Аллена: "Я не злюсь, я выращиваю опухоли". Со временем мы стали достаточно спокойно относиться к этим теориям и историям об этом драматичном событии. Затем мой друг, который явно очень углубился в размышления об этой болезни, сказал нечто, потрясшее меня.

"Вы понимаете, что вы делаете?" - спросил он. "Вы воспринимаете свою маму как объект, выстраивая теории вокруг нее. С ее стороны это ощущается как посягательство на личность. Я это знаю по себе. Идеи моих друзей о том, что послужило причиной моей болезни, обрушились на меня как бремя. Непохоже, чтобы они делали это для меня, и уж точно они не являлись поддержкой в трудное для меня время. Было ощущение, что их «теории» это что-то про меня, но не для меня. Мысль о том, что у меня рак, должно быть, настолько их напугала, что им необходимо было найти причину, объяснение, смысл. И все теории были призваны помочь им, не мне, мне они приносили лишь страдания и боль".

Я была поражена. Я никогда не задумывалась о том, что стояло за такими теориями, никогда не представляла, каково моей матери от них. И несмотря на то, что никто из нас никогда не озвучивал ей эти идеи, я почти уверена, что они витали в воздухе и она их чувствовала. Такая атмосфера не располагала к доверию и открытости. Внезапно я поняла, какой далекой и недоступной была для своей матери в самое тяжелое для нее время. После разговора с моим другом я словно прозрела.

Это было первым шагом на моем пути к развитию в себе сострадания к больным людям, уважения к их личности, доброты в общении с ними и к большей осознанности моих мыслей. В своих теориях я увидела с трудом скрываемое осуждение, а еще глубже — бессознательный страх. Я вдруг увидела истинное послание, заключенное в этих теориях. Вместо "Я забочусь о тебе; чем я могу тебе помочь?" На самом деле я говорила » Что ты сделала не так? Когда ты совершила ошибку? Где ты оплошала?» И невольное » Как я могу защитись себя?» Я увидела, что мной руководил безотчетный страх. Что это он вынудил меня придумывать истории, объясняющие смысл случившегося, показывающие, что я могу контролировать ситуацию. Ведь если люди заболевают в силу причин, которые они в какой-то мере могут контролировать, я чувствую себя в большей безопасности. В таком обусловленном миропорядке я могу что-то сделать, чтобы не заболеть. Я могу избегать стресса, или изменить свой характер, или стать вегетарианцем. Пыталась ли я неосознанно изменить в себе то, что, на мой взгляд, моя мама сделала неправильно?

Меньше чем через год после того разговора с другом я оказалась в больнице в ожидании операции, с раком груди. Я узнала, что у меня рак только через 10 дней после свадьбы с Кеном Уилбером; теперь мы шутим, что провели медовый месяц в палате номер 203 в больнице Чилдрен. Через год после свадьбы случился рецидив. Кен был рядом со мной все это время — помогал с анализом информации и принятием решения; возил к доктору; поддерживал, когда страх, казалось, поглотит меня; своими шутками и добротой не давал опустить мне руки; просто был для меня, в чем бы я ни нуждалась.

За это время я перенесла две операции, 6 недель лучевой терапии и 6 месяцев химиотерапии. Я посещала духовного целителя, филиппинского целителя, гипнотизера и специалиста по акупунктуре. Я практикую медитацию. Я прошла курс психотерапии, практиковала методы визуализации и работы с воображением. Под контролем врача я принимаю специальный комплекс витаминов. Ежедневно занимаюсь физическими упражнениями и внимательно отношусь к своему питанию, в основе которого лежат вегетарианство и диета Притикина, с добавлением в рацион рыбы. Недавно я изменила свое имя, под влиянием ряда назойливых снов, которые начались после последнего рецидива.

Я была удивлена пробуждению своей творческой натуры, которая так долго молчала. Теперь я увлекаюсь рисованием, изготовлением витражей и изделий из плавленого стекла. Я узнала много нового и сильно изменилась за последние три с половиной года, как внешне, так и внутренне. Это было время воодушевления, страхов, вызовов и побед, время, которое научило меня принимать помощь и давать ее другим.

Зачастую очень непросто найти необходимые в такие сложные периоды жизни сообщества, предлагающие помощь и поддержку. Поэтому мы с моим близким другом, который также был болен раком, инициировали создание некоммерческой организации, названной Сообщество по поддержке больных раком в Сан Франциско. Через год подготовки в нашем центре теперь работают группы поддержки, проводятся образовательные программы и специальные мероприятия для людей, больных раком, их семей и близких, на совершенно безвозмездной основе. Бесконечно волнительно и приятно слышать положительные отзывы от людей, принявших участие в наших программах и ставших частью нашего сообщества. Я бы очень хотела, чтобы у меня была возможность обратиться в такой центр, когда я сама так отчаянно нуждалась в помощи и поддержке.

Такого рода центры, кроме того, помогают научиться смотреть с улыбкой на трудные ситуации. Виесте с другими онкопациентами мы можем смеяться над вещами, которые большинство здоровых людей находят устрашающими. Мы можем обмениваться шутками, от которых люди, не страдающие онкологией, побледнели бы от ужаса. И то, что мы вместе можем с улыбкой смотреть в лицо нашим проблемам, действительно помогает.

В течение многих лет мне приходилось общаться со многими больными раком, с теми, кто только недавно узнал о своем диагнозе. Поначалу я не знала, что говорить им. Проще всего было делиться собственным опытом. Но вскоре я поняла, что часто такая информация это вовсе не, что нужно услышать находящемуся предо мной человеку. Единственным способом понять, чем я могу помочь кому-то – выслушать, услышать его. Только после того, как я могла услышать человека, лишь тогда могла я понять, в чем он нуждается, с какими проблемами он сталкивается, какая помощь ему действительно необходима на данный момент. В течение такого сложного и непредсказуемого заболевания, как рак, люди проходят через различные стадии. И очень важно научиться слышать, в чем они нуждаются в данный момент.

Иногда больным нужна информация, особенно в моменты принятия решения о способах и схемах лечения. Я могу помочь, рассказав им об альтернативных способах лечения, или проанализировав плюсы и минусы традиционных методов. Определившись со схемой лечения, однако, люди больше не нуждаются в информации, хотя это самое простое, что я могу для них сделать. Теперь им нужна поддержка. Им не надо слышать про опасности лучевой терапии и химии, или о проблемах, существующих в Мексиканской клинике, которую они с трудом выбрали после долгих и утомительных раздумий. В данный период новые варианты лечения, предложенные мной, могут лишь вновь вызвать в них беспокойство и неуверенность; они могут решить, что я сомневаюсь в правильности выбранного ими пути, и, таким образом, посеять в себе сомнения.

Когда мой друг предупреждал меня об опасностях лучевой терапии, которую я в тот момент проходила – это не было помощью: я и сама знала о всех негативных последствиях и ежедневно боролась со своими страхами. Не помогали и предостережения о том, что, переживая о возможности рецидива, я могу спровоцировать его появление. Не работали их увещевания о том, что я должна мыслить позитивно. Что мне действительно было нужно в то время– это погрузиться в глубины своего страха, посмотреть ему в лицо. Только после этого могло появиться позитивное восприятие того, что со мной происходило. Я помню, какое облегчение испытала, когда услышала от других, что страх рецидива и сомнения по поводу лечения совершенно естественны. И что для других больных так же, как и для меня, самым тяжелым было чувство неопределенности, неизвестности, которыми полно такое коварное заболевание, как рак.

Мои друзья и родные всячески поддерживали меня в моих попытках разобраться в методах традиционного лечения и разнообразных нетоксичных альтернативах. Мне помогала их поддержка, когда я следовала своей новой диете. А также когда меня не критиковали, если мне нужно было отдохнуть от нее. Мне помогало, когда люди, казалось, были искренне заинтересованы тем, чем я занималась, например, моей программой визуализации. Жалею, что не попросила помощи со страховками – это действительно головная боль, поскольку за время лечения рака набирается огромное количество страховых счетов. Иногда мне нужно было, чтобы кто-то просто был рядом, не принуждая меня обнажить душу и признать страхи. А иногда хотелось, чтобы в моей борьбе с этими страхами, кто-нибудь выслушал мои размышления о боли, или эвтаназии, или суициде, или смерти, не проецируя на меня свои страхи и не призывая меня думать более позитивно.

Особенно важным было, чтобы рядом находились люди, любящие и принимающие меня такой, какая я есть. Не пытающиеся мотивировать меня, или изменить меня, или убедить в верных на их взгляд идеях и теориях. И я нуждалась в друзьях, которые понимали, что успешность моего лечения зависела не только от моего физического состояния, но и от качества моей жизни, моего личностного и духовного роста. Разумеется, я прилагала множество усилий для того, чтобы поправить свое физическое здоровье. Но полное исцеление должно проходить на всех уровнях, во всех измерениях, и очевидно, что физическое здоровье так же важно, как и эмоциональное и духовное. Все мы слышали истории о людях, которые в борьбе с серьезными заболеваниями радикально менялись личностно, посвящали больше времени на помощь другим, учились относиться к себе и окружающим с большей добротой и состраданием. Это — признак истинного исцеления, не зависящего от физического состояния.

Решения, которые я принимала, давались непросто. Теперь я знаю, что для людей, оказавшихся в подобной ситуации, это самые сложные выборы, с которыми им доводится столкнуться. Я поняла, что нельзя заранее знать, каким будет твой выбор, окажись ты на месте другого человека. И это понимание помогает мне принимать и поддерживать выбор других людей. Подруга, которая мне очень дорога, которая очень поддержала меня во время моего курса химиотерапии, благодаря которой я чувствовала себя красивой даже с полностью лысой головой, недавно сказала мне: «Я бы поступила иначе на твоем месте, но это не имеет значения». Я благодарна ей за то, что тогда это не стало между нами, в самый трудный для меня период. Позже я сказала ей «Ты никогда не можешь знать, каким будет твой выбор. Я не поступила так, как, по твоему мнению, поступила бы ты. Я и сама бы не подумала, что поступлю именно так».

Я никогда не думала, что соглашусь на химиотерапию. Я жутко боялась отравлять ядом свой организм, боялась его длительного эффекта на мою иммунную систему. Я была против этого метода до самого конца, пока, наконец, не пришла к выводу, что, несмотря на множество побочных эффектов, химиотерапия это мой лучший шанс победить болезнь.

Во время лечения я много раз завидовала людям, которые твердо верят в традиционную медицину, людям, которым, в отличие от меня, не приходилось ежедневно справляться с горой сомнений в эффективности традиционной медицины или с потоком изучаемых альтернативных нетрадиционных методик. Часть меня хотела попробовать все возможные средства борьбы, но у меня просто не было на это времени, энергии, желания, денег.

Мне едва хватало времени и сил продолжать лечение, которое я уже выбрала. И мне было тяжело, когда друзья говорили, что они выбрали бы другие средства. Было тяжело, когда , казалось, я вынуждена объяснять или защищать свои решения. Вера в успех чьего-либо лечения очень важна, поэтому я стараюсь поддерживать людей в их выборе. То, во что верит и хочет попробовать один человек, необязательно подойдет кому-то другому. К тому же, я знаю, что попытки помочь, посоветовать что-то, очень часто в несут в себе проекции наших неосознанных страхов.

Многие из нас часто ищут объяснения, почему мы или кто-то другой заболевают. Что же вызывает такого рода вопросы? Когда моя мама была больна, мной руководил страх и желание самозащиты. Когда раком заболела я сама, мои размышления о себе исходили из убеждения «ты сам делаешь свою жизнь». Эти размышления взращивали во мне чувство вины за прошлое, и боязнь, что окружающие думают, будто я в чем-то оплошала и поэтому у меня рак. Эта же философия подпитывала волшебную надежду, что если я смогу найти «причину» — я смогу исправить ее, очистить свое прошлое, изменить свое будущее и, таким образом, вылечиться. Такие рассуждения предполагали также, что единственным критерием успеха в создании моей реальности будет физическое выздоровление.

Возможно, каждый, кто сталкивается с болезнью, особенно в молодом возрасте (мне было 37) будет задаваться вопросом «Почему это случилось? В чем я виноват?» Такого рода рассуждения могут быть даже полезны, особенно если мы привыкли отрицать свою ответственность за нашу жизнь или чувствовать себя жертвами судьбы. Но я обнаружила, что это может пойти на пользу, только лишь избегая приговоров. Только если результаты таких рассуждений понимаются как неокончательные и относительные. Что касается меня, выводы, к которым я пришла, возможно лишь наполовину верны. Тот факт, что я никогда не узнаю наверняка, в чем я права, помогает мне относиться к себе с добротой и не ставить себе ничего в упрек.

Я уверена, что в каком-то смысле, пусть и неосознанно и ненамеренно, я сама привела себя к болезни. Также я знаю, что уже осознанно и целенаправленно я иду к тому, чтобы поправиться. Я стараюсь фокусироваться на том, что я могу сделать сейчас. Слишком частое возвращение к прошлому чревато самобичевания, а это мешает принимать осознанные, взвешенные решения в настоящем. К тому же я уверена, что за пределами моего сознания и подсознания есть очень много факторов. Все мы, к счастью, часть чего-то большего. Мне нравится думать так, пусть даже это значит, что не все находится под моим контролем. Все мы взаимодействуем друг с другом и с окружающей нас действительностью. Жизнь слишком сложна и многообразна, чтобы считать правдивым утверждение «ты сам творишь свою судьбу». Вера в то, что я могу контролировать или строить свою реальность, на самом деле лишает мою жизнь разнообразной, сложной, таинственной ее части. Такая убежденность это не контроль, а лишь нежелание признавать сложность системы взаимоотношений, наполняющих нашу жизнь.

В то же время, не стоит считать, что мы находимся во власти неведомых сил или что болезнь возникла лишь в силу внешних причин. Мысль о том, что мы можем создавать нашу реальность и , как следствие, болезнь, важна и необходима. Но иногда она заходит слишком далеко. Это чрезмерная реакция, основанная на чрезмерном упрощении. У меня сложилось впечатление, что в своей категоричной, крайней форме, такое убеждение перестает помогать. Очень часто оно используется в ограниченном, нарциссическом, разрушительном виде. Я думаю, мы готовы к восприятию более зрелого подхода к такого рода идее. Как говорит Стивен Левин, это наполовину правдивое утверждение опасно своей нецелостностью. Точнее будет сказать, что мы воздействуем на нашу действительность. Такой подход находится ближе к истине, в нем есть место и эффективной личной деятельности, и удивительной таинственности жизни.

Недавно я разговаривала с женщиной, у которой пять лет назад обнаружили рак груди. На протяжении нескольких лет у нее была ремиссия, а теперь у нее метастазы в костной ткани. Это живая, великодушная, замечательная женщина 60 лет. Ее сестра, интересующаяся современными идеями, недавно посетила семинар, на котором говорилось, что причина всего происходящее в жизни, в том числе болезни, находится в нас самих. И поэтому мы ответственны за все, что с нами случается. Когда я была здорова, такая мысль мотивировала и вдохновляла меня. Но после того, как я заболела, я увидела безжалостную, даже жестокую сторону этой идеи. Я поняла, как она сбивала с току и расстраивала сестру этой женщины, столкнувшуюся с раком костной ткани и его последствиями, неясностями и сложными решениями. Она призналась мне, что просто не знает, как ей быть. Попробовать макробиотику? Найти целителя? Она все время волновалась, что рак вернулся по ее вине, она была одержима мыслью, что сделала что-то не так. Я понимала, что ее сестра, тоже прекрасная женщина, руководствовалась любовью и желанием помочь.

Зная о моих увлечениях и о работах моего мужа в области философии и трансперсональной психологии, она решила, что я разделю теорию, изложенную ей на семинаре. Во время разговора с ней я поделилась с ней своим, отличным взглядом на идею ответственности за болезнь. Взглядом, который Кен всецело разделяет со мной. Я с уважением отнеслась к ее убеждениям. Это необходимо при попытке объяснить, что очень многие пользуются данной идеей личной ответственности в негативном смысле, против себя и окружающих. И что из-за ее чрезмерной упрощенности, я пришла к видению ее как частично истинной. Несмотря на то, что для кого-то такая идея ответственности-за-все действует конструктивно, другим она причиняет страдания и смятение. А такие эмоции не способствуют выздоровлению.

Во время разговора с ней я узнала, что другая их сестра умерла от рака несколькими годами ранее. Я начала догадываться, что идеи об ответственности были ей близки из-за ее страха перед раком. Из своего опыта я отчетливо увидела, чем так привлекла ее идея об ответственности. Она хотела верить, что если она изменит свой образ жизни, начнет медитировать, использовать аффирмации, избавится от стресса – она сможет защититься от рака. Возможно, в том числе и под влиянием подобных страхов и желания защитить себя я стала вегетарианкой много лет назад.

Довольно сложно объяснить людям в подобной ситуации, что идеи, которые идут на пользу им, могут не помочь их больным родственникам. Что сестра этой женщины сейчас находится на совершенно ином этапе отношения к болезни. Фактически, разговоры об ответственности за болезнь на данном этапе приведут ее сестру к еще большим страхам, смятению, озадаченности. Теперь я рассматриваю эти идеи как «палку о двух концах». С одной стороны, эта идея мотивирует меня к важным изменениям. Но в случае, если несмотря на все мои усилия, у меня появляется опухоль, эта же идея может навредить мне, сломить мое стремление к выздоровлению.

Пытаясь разобраться в своем заболевании и работая с другими онкобольными, я всегда подчеркиваю, что причин, вызвавших рак может быть очень много, и они очень разные. Они различны для каждого человека, в каждом отдельном случае. И мы только-только начинаем осознавать всю сложность этого заболевания. Для иллюстрации я использую круговую диаграмму. Каждому из сегментов соответствует какой-либо провоцирующий фактор — наследственность, образ жизни, пищевые привычки, влияние окружающей среды, лечение в прошлом, социальные факторы, такие как, прочность социальных связей. Мы не знаем, в каком процентном соотношении находятся между собой эти факторы. Мы даже не можем учесть все факторы, влияющие на болезнь. Кроме того, у каждого человека и у каждого типа рака будет своя «диаграмма».

Исследования показали, что на возникновение заболевания также влияет личностный фактор, хотя и не определено, в какой степени. Самым известным таким фактором являются наши способы реагирования на стресс. Я нахожу для себя очень важным признание таких факторов. Ведь в таком случае своими действиями и осознанными выборами я могу влиять на свое здоровье. А вот излишнее упрощение ситуации и представление диаграммы как одного лишь сегмента личностных факторов, без учета других — не приносит пользу, а, наоборот, вредит.

Переступить через чувство вины и перейти к полезным действиям помогает также понимание того, что факторы, влияющие на появление болезни, очень отличаются от факторов, способствующих выздоровлению. Наш образ жизни, наши осознанные усилия играют очень важную роль в процессе лечения.

Помня об этом, я могу пресекать неосознанные действия и мысли, которые могут мне навредить. Я могу направлять свое внимание на поступки и мысли, которые помогают мне быть здоровой. Иногда этого достаточно для положительного результата в лечении. Иногда — нет. Например, представим, что склонность какого-то человека к определённому типу рака на 5-10% зависит от его реакции на стрессовые ситуации. Может случиться так, что на 40% успешность лечения этого человека будет зависеть от того, как он изменит свое поведение в стрессовых ситуациях и свое отношение к жизни. То есть в некоторых случаях этих 40% вполне достаточно для того, чтобы запустился процесс физического выздоровления. В другом случае тех же 40% может быть недостаточно, потому что слишком велико влияние других факторов, таких как первопричина рака, его тип, стадия.

В конце 70-х в течение 3 лет я жила в Финдхорне, духовной общине на севере Шотландии. Обитатели этого поселения понимают, что их взгляды, действия, убеждения влияют на их жизненный опыт. Идея «ты сам делаешь свою жизнь» там достаточно популярна. У меня есть три подруги, как и я прожившие много лет в Финдхорне. В течение последних четырех лет они тоже перенесли тяжелые заболевания или понесли болезненные утраты. Мы были очень близки в Финдхорне, а недавние испытания, через которые все мы прошли, сблизили нас еще сильнее. Все мы сходимся во мнении, что вопрос «Почему это случилось с тобой, почему ты допустил это в своей жизни, за что тебе это?» в большинстве случаев вовсе не помогает. Одна подруга призналась, что, когда целитель задал ей этот вопрос, ей захотелось запустить в него чем-нибудь. Мы ее понимали. И все мы через это проходили. Каждая из нас поняла, что такой вопрос причиняет много боли и внутреннего напряжения, и лишь мешает принятию своих истинных страхов, горя и страдания, встает на пути к обретению состояния, в котором мы можем эффективно бороться с трудностями, стоящими перед нами.

Когда меня спрашивают что-то вроде «Почему ты допустила появление у себя рака?», складывается ощущение, что они обращаются ко мне свысока, оттуда, где все хорошо, сюда, где я больна. Такой вопрос не располагает к разговору. Он вынуждает меня защищаться, извиняться за прошлые действия, совершенные сознательно или нет. Я не поднимаю этот вопрос с людьми, страдающими от рака, пока они сами не захотят обсудить его или другие беспокоящие их вопросы. Мне кажется, что в вопросах о болезни лучше помочь человеку переместить его внимание с «почему?» на вопросы «что?» и «как?». Эти «почему?» как правило вызывают чувство вины и самобичевания, сожаления о прошлом и желание его изменить. Они приводят к нереальным обещаниям на будущее, которые сложно выполнить и которые снова провоцируют чувство вины.

Когда я смотрю на то, что происходит со мной сейчас, на то, как я к этому отношусь и что хочу по этому поводу делать, и когда я помогаю остальным поступать также, мы уходим от прошлого, от чувства вины и осуждения, в настоящий момент, в котором мы может решать, как мы хотим жить. Люди, понимающие сложность и неоднозначность ситуации, могут задать более важный вопрос, например «Как ты относишься к твоему заболеванию, что оно может тебе дать?». Я считаю это прекрасный вопрос. Он наводит меня на размышления о том, что я могу сделать сейчас, помогает почувствовать в себе силы, поддержку и желание бороться с трудностями. Люди, которые так говорят, как бы показывают мне, что они видят в моей болезни не наказание за прошлые проступки, а сложную и требующую сил ситуацию, потенциально дающую мне возможность развиваться. И так я и поступаю.

В нашей еврейско-христианской культуре, пропитанной идеями греха и вины, болезнь воспринимается как наказание за проступок. Мне ближе буддистский подход, где все происходящее в жизни воспринимается как возможность действовать в соответствии с бодхисаттвой, т.е. помогая другим. И таким образом, то плохое, что случается в моей жизни, я могу расценивать не как наказание за прошлое, а как шанс действовать во благо в настоящем, очищая свою душу. Это помогает мне находится в настоящем, быть здесь и сейчас.

Исходя из современных убеждений, у меня был бы соблазн спросить больного человека: «Что ты сделал не так?». Но если в моем отношении к смертельно больному человеку я руководствуюсь идеями Буддизма, я скажу: «Поздравляю тебя, значит, в тебе достаточно мужества и готовности справиться с этим. Я восхищаюсь тобой».
Когда я встречаю людей, недавно узнавших о своем диагнозе, переживающих рецидив, уставших от многолетней борьбы с болезнью, я постоянно напоминаю себе, что своими советами я не смогу им помочь. Я могу лишь выслушать их. Вот что действительно помогает. Мое сердце должно быть открыто для этих людей. И тогда, осознав свои собственные страхи, я смогу понять их, соприкоснуться с их душой.

Мы можем вместе посмеяться над многими страшными вещами, после того как разрешим себе увидеть и принять свои страхи. Я стараюсь не поддаваться соблазну раздавать советы. Не внушаю — борись за свою жизнь, меняйся, принимай смерть осознанно. Я стараюсь не убеждать людей в правильности моего пути. Я осознаю свой страх, что в какой-то момент я могу оказать на их месте. Я должна постоянно учиться, как подружиться со своей с болезнью и не воспринимать ее как поражение. Я стараюсь воспринимать свои неудачи, слабости, болезни как возможность стать более сострадательной к другим и себе, помня при этом, что не стоит слишком серьезно относиться к проблемам. Я всегда помню о том, что боль и страдания, окружающие нас, нуждающиеся в сочувствии, дают нам шанс исцелиться, психологически и духовно.